Парадная опочивальня Гатчинского дворца выделялась среди других помещений бельэтажа, отделанных Бренной, законченностью и совершенством своего облика. Соседние с ней Малиновая гостиная и Тронная были характерны для Гатчины, своеобразны, неповторимы и не менее богаты по отделке, но при всем том они не были образцами высокого декоративного вкуса. Таким образцом в Гатчинском дворце являлась, прежде всего, Парадная опочивальня.

   Ничто не нарушало красочной гармонии интерьера Парадной опочивальни — белой и голубой с золотом. Круглый, голубоватый  плафон — «Свадьба Психеи», вделанный в потолок спальни в 1799 году, написанный Габриелем Франсуа Дуайеном, учеником Карла ван Лоо, был лучшим из живописных плафонов дворца. Сюжет для плафона Дуайен заимствовал у Апулея; изображен тот трагический момент, когда Психея, одетая в свадебные наряды и уведенная ночью в горы, ждала жениха, «страшного и злого», перед которым бледнели боги. Дуайен написал величественный пейзаж, освещенный луною, цепь гор с вулканом, падающую со скалы Психею, поддерживаемую двумя зефирами, и устремляющегося ей навстречу влюбленного Эрота.

   Живописные плафоны Гатчинского дворца не принадлежали к его первоначальному убранству. Это не значит, однако, что Ринальди избегал их в отделке дворцовых залов: достаточно вспомнить Китайский дворец Ораниенбаума. Но в последние десятилетия XVIII века они не считались более необходимыми в дворцовой обстановке, и лишь Бренна — исполнитель желаний Павла, консервативного в своих художественных вкусах, — вернулся к этому отвергнутому зодчими наряду.

   Живописные плафоны Гатчинского дворца не привлекали внимания исследователей, главным образом потому, что большая их часть была исполнена не первоклассными мастерами. Плафон Парадной опочивальни был среди них исключением, подобно тому как в Михайловском (Инженерном) замке, рядом с работами Ф. Смуглевича и скучными громадами Я. Меттенлейтера, потолок одной из личных комнат Павла украшал великолепный «Пир Клеопатры» Д.-Б. Тьеполо.

   Живопись на пилястрах, декорировавших стены опочивальни, отличалась исключительным изяществом. По белому искусственному мрамору художник-орнаменталист Ф. Лабенский — большой знаток античных росписей — написал грациозные арабески. Розетки в виде цветов подсолнечника заменяли волюты капителей пилястров. Тонко прорисованные барельефы располагались в неглубоких полуциркульных нишах над сложно скомпонованными сандриками, завершавшими об­рамления дверей.

   Стены Парадной опочивальни были затянуты лионским шелком голубого цвета с вытканными серебром медальонами, лирами, букетами цветов и другими узорами. Такой же тканью была обита золоченая с резьбой мебель — диван, кресла, банкетки и табуреты.

  Расположенную в глубине комнаты парадную кровать с балдахином над ней, огражденную белою с золотом балюстрадой, украшала превосходная резьба.

  Колоссальные синие фарфоровые вазы в золоченой бронзе, изготовленные на Севрской мануфактуре, стояли по сторонам прохода в балюстраде.

  Высоко на стене, над окном висело мозаичное изображение католического святого Франциска из Паулы. Оно не привлекало к себе внимания, и его происхождение долго оставалось неизвестным. Лишь в 1920-х годах выяснилось, что произведение это исполнено в мозаичной мастерской М. В. Ломоносова лучшим из его учеников — Матвеем Васильевым в 1767 году.

   В алькове Парадной опочивальни была потайная дверь на темную винтовую лестницу, по ней можно было спуститься в покои Павла в нижнем этаже.

   В следующих за Парадной опочивальней трех небольших помещениях—Овальном будуаре, Башенном кабинете и Туалетной Марии Федоровны — частично сохранялась первоначальная отделка, созданная по рисункам и под наблюдением Ринальди.

   Снова, после симметричных, геометрически правильных, суховатых по рисунку орнаментов Бренны, посетитель дворца видел в лепной декорации стен, потолков и в рисунке наборных паркетов легкие и свободные, чудесно прорисованные побеги растений, гирлянды цветов и листвы. Если представить себе, что почти все комнаты дворца, какими они были созданы Ринальди, походили на эти три помещения, — нельзя не прийти к выводу о том, что самой поразительной особенностью дворца был контраст между его суровой внешностью и изысканностью внутреннего убранства.