Природные условия Гатчины — живописный рельеф, обширные леса, озера с кристально чистой ключевой водой — привлекали внимание Петра I. В 1712 году он подарил Гатчинскую мызу с приписанными к ней двадцатью тремя деревнями своей сестре — царевне Наталье Алексеевне. С этого времени начались работы по благоустройству усадьбы.

   После смерти Натальи Алексеевны в 1717 году мыза переменила несколько владельцев, пока, наконец, не была куплена Екатериной II в 1765 году у князя Б.А.Куракина и подарена Г.Г.Орлову — фавориту императрицы и организатору дворцового переворота 1762 года.⁴ После коронации Екатерины Орлову был пожалован графский титул, а в 1772 году дан диплом на княжеское достоинство. В течение первых десяти лет царствования Екатерины он был наиболее влиятельным лицом в государстве. Орлов построил в своем поместье ныне существующий дворец.

   К разработке проекта он привлек Антонио Ринальди — выдающегося итальянского  зодчего, приехавшего в Россию в 1751 году.⁵

   Выбор архитектора был сделан Екатериной II и Орловым совместно. Растрелли после вступления на престол Екатерины II потерял свое положение обер-архитектора императорского двора и уехал из Петербурга. На некоторое время ведущая роль в проектировании наиболее ответственных сооружений перешла к Ринальди. Работы, осуществленные Ринальди, принесли ему вполне заслуженную известность и выдвинули на первое место среди архитекторов столицы. В его творчестве явственно проступали тенденции нового стиля — классицизма; проявлялись они и в композиционных приемах, и в декоративных мотивах.

  1760—1770-е годы были в развитии русского зодчества переходным этапом — от барокко к классицизму.

Изменения происходили и в садово-паркововом искусстве. На смену регулярным садам с их геометрически правильной, симметричной планировкой пришли «натуральные» сады, во всем многообразии и неповторимости их облика. Садовый мастер из художника-декоратора, театрализующего природу, превращался в пейзажиста, умело и тактично использующего в композиции парка своеобразие местности, тонкую прелесть и очарование красок русской северной природы.

   Работы в Гатчине по проектам Ринальди развернулись в 1766 году.⁶ Строительство дворца продвигалось медленно. Екатерина II живо интересовалась ходом работ.⁷ Осенью 1767 года она писала одному из своих корреспондентов: «Гатчинский помещик очень грустен, что и первой этаж его дома нынешнего лета еще не поспел...» Из письма Екатерины II к нему же, от 6 октября 1768 года, мы узнаем, что дворец Орлова был к этому времени доведен до карниза.⁸ Но работы по наружной отделке, начатые в 1770 году, продолжались до 1772 года, а внутренняя отделка затянулась до конца семидесятых годов.⁹

  Своих высокопоставленных гостей «гатчинский помещик» Григорий Орлов принимал на старой мызе с обширным деревянным господским домом и службами, располагавшейся близ Белого озера, к северо-востоку от него.¹⁰

   Место для мызы было выбрано со знанием северной природы: Плоский холм, на котором стоял дом, освещался солнцем с полудня до заката. Его и всю усадьбу запечатлел в 1792 или 1793 году художник Я.Меттенлейтер, живший и работавший в Гатчине. Он изобразил бревенчатый дом на высоком цоколе. По фасаду, обращенному к озеру, дом имел восемь больших окон.

    Распространившиеся слухи о новом монументальном 

дворце в одной из живописнейших местностей близ столицы возбуждали интерес к нему. Иностранец-путешественник,  побывавший в Гатчине в 1774 году, отметил в своем дневнике:«Ездил в Гатчину, дворец князя Орлова, приблизительно в сорока милях от столицы. Он расположен в наиболее красивом месте из окрестностей города и будет великолепен, когда его закончат. Сад устраивает в английском вкусе приглашенный для этого известный мастер. Характер местности и близость к дому очаровательного озера дадут ему полную возможность показать свой гений».¹¹

   Центральный, прямоугольный в плане, трехэтажный корпус дворца связывался дугообразными крыльями со служебными флигелями. Две симметрично расположенные пятигранные башни, слитые со зданием в одно целое, усложняли объемную композицию и силуэт центрального корпуса дворца. На правой — южной башне куранты отбивали часы, на левой — северной был установлен громоотвод.

  Башни возвышались и по углам одноэтажных Кухонного и Конюшенного флигелей, представлявших в плане замкнутые четырехугольники с внутренними дворами.

   Сведения о внутреннем убранстве дворцовых помещений при Орлове, их обстановке и коллекции картин — немногочисленны. Дворец был куплен у братьев Г.Г.Орлова в казну «со всеми находящимися в нем мебелями, мраморными вещами, оружейною и пр.». Опись дворцового имущества, принадлежавшего Орлову, была составлена в 1793 году, но она, по-видимому, не сохранилась.

  Однако о целом ряде предметов было известно, что они принадлежали Орлову. На картинах, происходивших из Орловского собрания, был особый, отличавший их знак. Во дворце сохранялась принадлежавшая Орлову коллекция исторических портретов.

    Он отдал дань модному в XVIII веке увлечению естествознанием, покровительствовал М.В.Ломоносову и, после смерти ученого, купил у вдовы его бумаги. Они хранились при Орлове, как говорит 
предание, в Гатчинском дворце в особой комнате.

  Создавая дворец, Ринальди добился гармонического единства строгого и лаконичного по своему облику здания и паркового пейзажа. Помогло ему в этом безошибочное чутье большого мастера.

   Одетый камнем, дворец как бы сроднился с местностью, слился со своим природным окружением. Прозрачные, холодные от множества ключей озера, речки, то пенистые в порогах, то зеркальные в омутах, каменоломни по берегам речек — таким был характер ближайших окрестностей Гатчины. Из окон дворца, построенного на возвышенном месте, открывалась великолепная панорама парка. Вид на леса, далекие поля замыкала на горизонте Дудергофская возвышенность. В своей северной части парк переходил в обширный лесной массив, уже при Орлове превращенный в охотничий заповедник — Зверинец. К юго-востоку от дворца располагались хозяйственные постройки Орловской усадьбы. Одна из них — Круглая рига, построенная из местного известняка, сохранилась доныне. До конца 1780-х годов продолжала существовать и старая мыза. На ее месте в 1790-х годах был распланирован Ботанический сад.

   Жить в новом дворце Орлову пришлось очень недолго. После женитьбы на В.Н.Зиновьевой в 1776 году он отправился за границу и возвратился в Россию в 1782 году. Увезенный братьями из Гатчины в Москву с явными признаками безумия, он умер в начале 1783 года.

   4 июля 1783 года Гатчина была куплена у братьев Г.Г. Орлова Екатериной II и 6 августа того же года подарена великому князю Павлу Петровичу.¹²

   В конце 1770-х — начале 1780-х годов Павел Петрович был занят строительством своей резиденции, названной по его имени Павловском. Здесь Чарльз Камерон строил дворец и парковые павильоны, здесь создавался самый прославленный из русских пейзажных парков — Павловский парк.

   Для наследника престола щедрый подарок неблаговолившей к нему императрицы был неожиданностью. Из-за ограниченности личного бюджета он смог всерьез заняться Гатчиной только в начале 1790-х годов, когда основные работы в Павловске были закончены. Однако новая загородная усадьба с вместительным дворцом и прекрасным парком не могла не понравиться ему. Уже в августе 1783 года он переехал в Гатчину. Именно здесь Павел создал особый, замкнутый мир, полностью отвечавший его наклонностям и противостоявший жизни и быту ненавистного ему двора императрицы.

   Поездка в Берлин, осуществленная Павлом в 1776 году, укрепила его симпатии к Пруссии. Сильное впечатление произвели на Павла наряду со спектаклями и праздниками, дававшимися в Шарлоттенбурге, Монбижу и Сансуси, военные смотры, маневры, которыми Фридрих II развлекал своего гостя. В Потсдаме Фридрих инсценировал то знаменитое сражение под Кагулом, в котором П.А. Румянцев с семнадцатью тысячами войска разбил стопятидесятитысячную турецкую армию.

    Возникшее у Павла стремление воспроизвести прусские порядки проявилось с особенной силой в Гатчине. В гатчинских войсках, сформированных Павлом, был введен воинский устав, в основу которого легли инструкции Фридриха II, и принята прусская военная форма.

   В самом облике Гатчины сказалось знакомство Павла с виденными им резиденциями Фридриха. На окраине Гатчины выросло небольшое укрепленное предместье Ингербург с ратушей, жилыми домами и воинскими казармами — миниатюрная копия небольшого средневекового немецкого городка.

   Еще более ярко отразились в облике Гатчины впечатления, полученные Павлом во время второй его заграничной поездки.¹³ Во Франции он посетил Версаль и Шантильи — резиденцию принца Л.Ж.онде.¹⁴ Некоторые сооружения, такие, как укрепления на площади Коннетабля, дворцовые конюшни и Павильон Венеры, виденные Павлом в Шантильи, были затем воспроизведены в Гатчине без значительных отступлений от своего прообраза.¹⁵

  Так в начале 1790-х годов Гатчинский дворцово-парковый ансамбль вступил в новую фазу своего развития. Один за другим были реализованы проекты обогащения и переустройства ансамбля. В 1796 году, после вступления на престол, Павел получил почти неограниченные возможности для выполнения своих замыслов, но не успел их завершить.

  В 1792 году в Гатчину из Москвы приехал В. И. Баженов, счастливо избежавший гонений, распространившихся на близких ему Н. И. Новикова и других участников Дружеского Общества, видевших в Павле своего потенциального защитника и Павел Петрович, будучи генерал-адмиралом русского флота, назначил Баженова главным архитектором Адмиралтейской коллегии, оставив его, однако, в своем личном распоряжении в Гатчине.¹⁶

Какие-либо письменные распоряжения Павла, связанные с работой Баженова в Гатчине, не обнаружены в наших архивохранилищах. Это можно объяснить и тем, что архитектор работал со своим заказчиком в непосредственном общении. Но в собрании графических материалов, находившихся в Гатчинском дворце, сохранились в копиях чертежи, не подписанные, но, по-видимому, выполнявшиеся в мастерской Баженова.¹⁷

   Отсутствие пояснительных записок и современных описаний лишает возможности осветить с необходимой полнотой сущность замыслов Баженова.

   Одна из идей Баженова представляет особый интерес. Он предлагал построить по главной оси ансамбля Большого Гатчинского дворца новый монументальный дворец, который должен был замкнуть своим массивом обширный плац перед дворцом.

   Разработанный Баженовым проект нового дворца получил осуществление после восшествия Павла I на престол, но не в Гатчине, а в Петербурге. Это широкоизвестный Инженерный, или, первоначально, Михайловский замок.

   Участие Баженова в проектировании Михайловского замка оспаривалось неоднократно, пока не было, наконец, подтверждено находкой подписанного им чертежа, датированного 1792 годом. Таким образом, налицо бесспорные доказательства творческого участия Баженова в разработке планов реконструкции Гатчинского дворцового комплекса.

   Известен в нескольких вариантах и другой проект — постройки обширного дворца с тремя внутренними дворами на территории, прилегающей к Арсенальному (ранее Конюшенному) каре.

   Предполагалось, что огромный, протяженностью свыше 220 метров главный фасад нового дворца будет обращен в сторону Дворцового парка. В части здания рядом с Арсенальным каре должен был разместиться театр.

  Проектные материалы, оставшиеся неосуществленными, свидетельствуют о больших творческих исканиях мастерской, организованной и руководимой в Гатчине Баженовым.¹⁸

   Значительный интерес представляет неосуществленный проект монументальных ворот при въезде на площадь Коннетабля, украшенных огромными обелисками и фронтоном с арматурами. Мотив обелисков, восходящий к знаменитой модели Кремлевского дворца, Баженов использовал и в композиции главного фасада Михайловского замка.

   Кроме комплекса зданий, на территории, прилегавшей к Арсенальному каре, мастерская разработала проекты некоторых парковых павильонов, также оставшихся неосуществленными, в их числе намечавшейся к постройке близ Адмиралтейских ворот Картинной галереи.

   Одновременно с Баженовым в Гатчине работал В. Бренна. Вопрос о взаимоотношениях двух зодчих остается открытым. Баженова и Бренну обычно рассматривали как конкурентов. Однако не исключено и то, что их сотрудничество не было омрачено духом недоброжелательства и соперничества. Возможно, что Павел ценил в Баженове мастера, прославившегося глубиной творческой мысли и богатством воображения, а Бренна был ему нужен, когда возникала необходимость реализации отдельных конкретных строительных начинаний.

   Так, Бренне была поручена перестройка дворца. Ему предстояло надстроить двумя этажами старые ринальдиевские служебные корпуса — Кухонное и 
Конюшенное каре и разработать проекты приспособления их под жилье. На него же была возложена переделка лоджий на фасадах центрального корпуса дворца, превращение их в закрытые галереи. Осуществление этих работ относится к 1796—1798 годам.

   Работы по перестройке дворца коснулись и интерьеров. Бренна переделал ряд помещений бельэтажа главного корпуса дворца.

  Но наибольшие изменения произошли не во дворце, а в Дворцовом парке. Здесь в 1790-х годах развернулись работы, преобразившие облик парка и придавшие ему исключительную целостность и законченность.

   В 1792 году парк украсили новым сооружением — Павильоном Венеры, расположенным на небольшом искусственно созданном острове, названном Островом любви. Там же, на острове, были возведены две террасы. Строители называли их балконами. Отсюда открывался вид на озеро и парк.

  В глубине парка, недалеко от Острова любви, на склоне, поросшем вековыми деревьями, тогда же был построен еще один парковый павильон — Березовый домик, внешне напоминавший штабель березовых дров, но изысканно убранный внутри. Его маскировал от зрителей эффектный портал — так называемая «Маска».

     В том же 1792 году началось строительство каменного моста 
над каналом между Черным и Белым озерами, близ него — каменной террасы на Порховской дороге, большой террасы на Белом озере и Трехарочного каменного моста у северной оконечности Белого озера.

   В следующем году один из мастеров-строителей, особенно много потрудившихся в Гатчине, Кирьян Пластинин, соорудил из черницкого камня — известняка, добывавшегося в каменоломнях близ деревни Черницы, по дороге из Гатчины в Лугу, — грандиозный обелиск на вновь созданной площади Коннетабля между Дворцовым парком и лесным массивом, так называемым Малым Зверинцем, впоследствии превращенным в обширный парк. Тогда же на территории старой мызы был распланирован Ботанический сад.

   Сохранившиеся документы свидетельствуют о том, что строительные работы, охватывая все большую территорию, велись одновременно во многих местах. Но они не дают ответа на вопрос об имени автора всего замысла в целом, наметившего с безошибочным чутьем место для каждого отдельного сооружения.

  Еще не были закончены Павильон Венеры, Обелиск на площади Коннетабля и ее ограждения, когда строители приступили к возведению новых сооружений — Адмиралтейских ворот, моста по дороге, связывающей площадь Коннетабля с дворцом, каменных будок на мосту через канал между Черным и Белым озерами и, наконец, ряда зданий в Ингербурге. В 1795—1796 годах на восточной границе парка были построены каменные ворота, названные по их близости к Березовому домику Березовыми воротами.

  В другой части парка тогда же начались большие работы по созданию Карпина пруда и гавани у задуманного, но в то время еще не построенного Адмиралтейства. Близ Кухонного каре строилась сохранившаяся доныне Екатеринвердерская башня.

  Присущий Павлу консерватизм вкусов сказался в том, что отдельные участки парка подверглись перепланировке в регулярном стиле. Так, близ дворца возникли новые сады — Собственный сад, Нижний и Верхний Голландские сады. Характер небольшого регулярного сада приобрели вновь созданный Ботанический сад с двумя прудами правильных геометрических очертаний, садик на Острове любви и обширный район Дворцового парка, находящийся в северо-западной его части — Сильвия.

  В конце 1790-х годов к работам в Гатчине были привлечены еще два выдающихся зодчих: А. Д. Захаров и Н. А. Львов — человек широкого творческого диапазона, ученый, изобретатель.

 В Гатчине Львов возвел уникальное по своему облику и строительной технике землебитное сооружение — Приоратский дворец. Место для постройки нового здания было выбрано на берегу Черного озера. На Приорат с его башней, увенчанной высоким шпилем, издалека открывался великолепный вид.

  На Пильной речке, протекающей вдоль северной границы Сильвии, Львов создал искусственный каскад, а на берегу — подобие древних развалин, задуманных как миниатюрная копия античного сооружения — Наумахии в Сиракузах. В Дворцовом парке Львов построил Амфитеатр — круглую арену, огражденную высокой земляной насыпью.¹⁹

  Вклад А. Д. Захарова в строительство Гатчинского дворцово-паркового ансамбля также оказался значительным, но начатые им работы были приостановлены в 1801 году.

  По его проекту сооружен второй мост на Большой Порховской дороге между Черным озером и Карпиным прудом. Этот трехарочный мост был взорван немецко-фашистскими захватчиками. Другое сооружение, связанное с его именем, — Птичный дом на левом берегу Пильной речки — сохранилось до нашего времени.

  Недалеко от Птичного дома по его же проекту было заложено здание монастыря св. Харлампия. Этот замысел остался неосуществленным.²⁰

  После вступления Павла Петровича на престол Гатчинская мыза, бывшая уже при Орлове центром крупной вотчины феодального типа, была преобразована и стала городом с особым статусом, сохранявшимся до 1917 года. Все виды деятельности на территории города, включая и строительство, строго регулировались дворцовым управлением.

  В 1801 году Гатчина перешла к вдове Павла — Марии Федоровне, а от нее в 1828 году — к Николаю I. Унаследовавший от своего отца страсть к военной муштре и парадам, Николай I избрал Гатчину своей штаб-квартирой во время весенних и осенних маневров в Красном Селе. Плац перед дворцом, заросший травой, был возобновлен и сделался, как и при Павле I, местом смотров и учений.
  Дворец, оказавшийся недостаточно вместительным для многочисленной царской семьи и ее приближенных, подвергся перестройке. Она коснулась, главным образом, боковых служебных каре.

  Работы, начатые в 1844 году, велись по проекту и под наблюдением архитектора Р. И. Кузьмина. Оба каре были подняты до высоты дугообразных галерей, примыкающих к центральному корпусу. Для того чтобы сохранить доминирующее значение последнего, Кузьмин повысил обе башни дворца — Часовую и Сигнальную. В Арсенальном каре им заново были отделаны парадные покои и личные комнаты для Николая I и его жены. Отделка этих помещений повторяла элементы и композиционные приемы архитектуры ренессанса, готики, рококо и других стилей. При перестройке каре Кузьмин обнаружил отличное знание стилей и большую техническую эрудицию. Он широко использовал новые для его времени строительные материалы и конструкции — пустотелый кирпич, легкие несгораемые горшечные своды и перегородки, терракотовые скульптурные детали для отделки дворовых фасадов.

  В парках Гатчины на протяжении всего XIX века работы сводились, главным образом, к поддержанию того облика, который они приобрели к концу XVIII столетия. Здесь проводились большие мелиоративные работы, ремонтировались дороги и все парковые сооружения, расширялось оранжерейное хозяйство. За сто лет с небольшим, с 1801 и до 1917 года, на территории Дворцового парка не появилось ни одного нового паркового сооружения, за исключением каменных караулок, новых оранжерейных корпусов и нескольких металлических мостиков, заменивших старые деревянные мосты. Благоустраивался Зверинец. В 1845—1846 годах на его территории было создано новое озеро сразу же за дорогой, идущей вдоль северной границы Дворцового парка.

  В 1857 году из Петергофа в Гатчину была переведена царская охота. Для нее, близ юго-западной окраины Мариенбурга, была отстроена Егерская слобода с охотничьими домиками, псарней и другими сооружениями. В огороженном частоколом Зверинце содержались звери для охоты — олени, дикие кабаны, зубры.

  В 1880-х годах архитектор Н. В. Дмитриев предложил перестроить Большую террасу на Белом озере. По его замыслу террасу надлежало украсить обелисками, шаровидными электрическими фонарями и фонтанами. Проект, к счастью, не получил осуществления. Точно так же была оставлена мысль о замене Горбатого моста, нуждавшегося в ремонте, железным мостом.

  Многие прибрежные пейзажи парка в 1890— 1910-х годах были искажены подсадкой густых кустов. Быстро разрастающиеся мелколистные кустарники достигали нижних ветвей вековых деревьев и закрывали вид на сбегающие к воде луга и лужайки. Далекие перспективы, неожиданно предстающие перед посетителями во время прогулки по парку, исчезли и в других местах. Ошибки гатчинских садоводов были исправлены в послереволюционные годы. Но и в том виде, какой парк получил в конце XIX — начале XX века, он привлекал многочисленных посетителей и был одним из популярных мест отдыха в окрестностях столицы.

  После Февральской революции встал вопрос о судьбе императорских резиденций и сосредоточенных в них художественных ценностей. Были приняты первые меры по их охране. В конце мая 1917 года во всех пригородных дворцовых резиденциях начали работать комиссии по приему и описи музейного имущества. В Гатчине такую комиссию возглавили известные в художественных кругах столицы специалисты-искусствоведы П. П. Вейпер, В. П. Зубов и А. А. Половцов. Ими были привлечены к работе ученики Училища Штиглица. В качестве научных сотрудников в Гатчинском дворце в этот период работали Е. К. Мроз, А.П.Келлер, А. Н. Кубе, Д. А. Шмидт, С. Н. Кондаков и другие.

  Состояние находившихся в Гатчинском дворце музейных ценностей было далеко не удовлетворительным. Особенно это относилось к живописи. Многие из картин, переданных во дворец из запасов Эрмитажа, находились в квартирах дворцовых служащих и в коридорах жилого Кухонного каре. Наиболее пострадавшие полотна были уже летом 1917 года отправлены в Эрмитаж.

  В Арсенальном каре в обширных помещениях третьего этажа, выходящих в сторону Голландского сада, размещалось отличное собрание художественной мебели XVIII века. В бельэтаже находилась серия знаменитых фламандских шпалер на библейские сюжеты, вытканных в шестидесятых годах XVI века в Брюсселе для польского короля Сигизмунда II Августа. Предназначавшиеся для замка Вавель в Кракове, они, после раздела Польши при Екатерине II, попали на склады дворцового имущества в Петербурге и только во второй половине XIX века были использованы для украшения Гатчинского дворца. При этом шпалеры подгонялись к размерам стен дворцовых помещений самым грубым образом — путем обрезки бортов и их ушивки. Для отдушников отопления в шпалерах прорезались отверстия, кусками шпалер были обиты сидения и спинки мебели. А. А. Половцов приступил к работе по реконструкции шпалер в целях возможного впоследствии их восстановления.

  В связи с наступлением немецких войск на русско-германском фронте возник вопрос о срочной эвакуации художественных ценностей из пригородных дворцов. Картины и предметы убранства Гатчинского дворца были упакованы в ящики, но ни один ящик, из нескольких сот, не был отправлен в Москву. Вывозилось имущество из Зимнего дворца, Эрмитажа, Царского Села и Петергофа.

  В Октябрьские дни 1917 года Гатчина оказалась местом, где столкнулись две противоборствующие силы — казачьи части генерала Краснова, брошенные на подавление вооруженного восстания, и отряды революционных сил — красногвардейцы, солдаты и матросы.

  27 октября во дворец прибыл Керенский со штабом третьего конного казачьего корпуса. В ночь с 1 на 2 ноября, после бегства Керенского, дворец был занят революционными войсками.

   Великая Октябрьская социалистическая революция объявила все художественные ценности страны народным достоянием.

   Уже в первые послереволюционные годы было найдено верное решение вопроса о том, какими должны быть пригородные дворцы-музеи и в чем их отличие от художественных музеев столицы. Рассматривать их только как памятники художественной культуры прошлого было бы ошибкой. Они представляли собою не только вместилища исключительно ценных художественных собраний, но и уникальные памятники истории культуры и быта России XVIII и XIX столетий.

   Притягательная сила пригородных музеев умножалась благодаря возможности сочетать их осмотр с отдыхом в прекрасных парках, окружающих старые дворцы — сокровищницы искусства.

   Не ослабевавший с годами, но все более усиливавшийся интерес к пригородным дворцам-музеям обеспечил сохранность и неделимость их художественных коллекций, в отличие от таких дворцов-музеев в Ленинграде, как Фонтанный дом Шереметевых, дворец Шуваловых, Строгановский и Юсуповский дворцы, чьи собрания произведении живописи, скульптуры и прикладного искусства были распределены между музеями Ленинграда и Москвы.

   Создание в 1918 году Коллегии по делам музеев и охране памятников искусства и старины при Народном комиссариате просвещения, возглавлявшемся А. В. Луначарским, повлекло за собой упразднение организованной Временным правительством в 1917 году Художественно-исторической комиссии загородных дворцов-музеев и введение института хранителей   дворцов-музеев. Председателем Совета хранителей и заведующим пригородными дворцами был избран А. Н. Бенуа.²¹ Гатчинский Совет рабочих и солдатских депутатов пригласил руководить художественной работой во дворце-музее В. Я. Курбатова.²²

   19 мая 1918 года были открыты для осмотра парадные залы в бельэтаже главного корпуса Большого дворца. Остальные помещения оставались загроможденными упакованным для эвакуации имуществом. В антресолях Арсенального каре, в комнатах, обращенных окнами в Собственный и Голландский сады, горами до потолка громоздились ящики с «личными вещами» Александра III, его вдовы — Марии Федоровны и великого князя Михаила Александровича.

   Назначение В. Я. Курбатова хранителем Гатчинского дворца-музея не было согласовано с отделом музеев Наркомпроса: занятый в Петрограде, Курбатов не мог уделять достаточно времени Гатчине. Поэтому в начале июня 1918 года А. В. Луначарский утвердил в должности хранителя дворца-музея члена комиссии по приему и охране дворцов Петергофа В. К. Макарова.²³

   За два года — 1918 и 1919-й — были полностью приведены в порядок все три этажа главного корпуса. В третьем этаже, на так называемой запасной половине дворца, было положено начало Галерее русского исторического портрета. Часть помещений третьего этажа занимала библиотека Александра III. Дубовые шкафы этой библиотеки были перенесены в Кухонное каре. Здесь разместилось богатое книжное собрание дворца-музея, значительно разросшееся в последующие годы.

   В нижнем этаже главного корпуса, в двух помещениях Сервизной кладовой, открылась постоянная выставка старинного фарфора и стекла. На антресолях Арсенального каре по фотографиям, зарисовкам и свидетельствам старых служащих дворца удалось восстановить обстановку жилых 
комнат Александра III, а затем и его парадных комнат в третьем этаже того же каре.

  В третьем этаже Кухонного каре были развешаны по школам несколько сот картин западноевропейских мастеров XVI—XVIII веков, ранее служивших украшением квартир и коридоров. Это собрание картин не было открыто для осмотра,  лучшие полотна в 1920-х годах переданы в Эрмитаж.

   Начало развиваться и экскурсионное дело. Группа экскурсоводов была образована из работников местных школ. Гатчинский дворец, как другие дворцы-музеи, стал своеобразной школой исторического и художественного образования  воспитания тружеников заводов, фабрик, учреждений и учащейся молодежи.

   В 1919 году события, связанные с гражданской войной, поставили было под угрозу все послеоктябрьские начинания. Войска Юденича, наступавшие на Петроград, захватили Гатчину. В боях за Гатчину погибли многие красноармейцы. Их похоронили в братской могиле на плаце Гатчинского дворца.

  Прерванная в тяжелые дни осени 1919 года деятельность Гатчинского дворца-музея возобновилась. До нас дошли протоколы объединенных заседаний хранителей пригородных дворцов-музеев 1918—1920-х годов. Они дают ясное представление о характере работ, осуществлявшихся во дворцах в первые годы Советской власти.

  В отчетах, представлявшихся хранителем Гатчинского музея в Коллегию по делам музеев, сохранились данные о посещаемости дворца в первые годы после его открытия. Количество посетителей было особенно велико в 1921 году, когда оно превысило 21 000 человек.

   При сопоставлении данных о посещаемости пригородных дворцов-музеев в 1920-х годах и в наше время, когда, в разгар туристского сезона, их осматривают несколько тысяч человек в течения дня, приведенная цифра может показаться незначительной. Но нельзя забывать о том, что в 1920-э годах лишь закладывались основы новой, социалистической культуры и что нас отделяют от этом времени пять десятилетий.

  Ныне представляется исключительно плодотворной и творчески насыщенной культурно-просветительная и научная деятельность дворцов-музеев в тот период. К работе в музеи пришли люди прочно связавшие с ними свою судьбу. Интересы музеев стали делом их жизни. Они работали с энтузиазмом, невзирая на трудности первых после-революционных лет — разруху, скудные пайки, неустроенность быта, холод в нетопленых музейных помещениях.

  Широко понимая свои задачи, коллективы сотрудников дворцов-музеев, включавшие специалистов — историков искусства, приступили к изучению художественных собраний музеев. Работы велись и в чисто практических целях, связанных вопросами создания исторически верных и показательных музейных экспозиций, и в плане научного изучения истории возникновения и развития парков, дворцов и их сокровищ. В большинстве дворцов, и в особенности в Гатчинском дворце, отделка и убранство многих помещений были искажены в конце XIX века. Отдельные предметы занялись новыми, дисгармонировавшими с общим характером оформления интерьеров, восходившим XVIII веку.

  Не менее сложным было восстановление интерьеров, представлявших не столько художественный, сколько историко-бытовой интерес. Но и здесь были найдены правильные решения.

  В 1923 году коллектив научных сотрудников дворца-музея приступил к выпуску своего научного бюллетеня — «Старая Гатчина». В бюллетене, печатавшемся на пишущей машинке в количестве пятнадцати экземпляров, публиковались научные работы сотрудников музея, разрабатывавших  конкретные вопросы истории дворцово-паркового ансамбля и художественного собрания Большого дворца.

   Углубленное изучение исторических материалов, проведенное сотрудниками дворца-музея, помогло восстановить облик парковых пейзажей, нарушенных в конце XIX — начале XX века. Уже в самом начале 1920-х годов были проведены работы по возобновлению исчезнувших и заросших дорожек, подрезке разросшихся кустов, по удалению зарослей и деревьев позднейшей посадки.

  Однако поддержание и сохранение уникального дворцово-паркового комплекса Гатчины представляло немало трудностей. Немногочисленность штата работников дворца-музея делала невозможной охрану парков от хищнических порубок. На одном из  заседаний Совета хранителей пригодных дворцов-музеев в 1922 году хранитель Гатчинского дворца-музея так характеризовал ежившееся положение: «Идет настоящее истребление парка. Парк остался без надзора. Отсутствие наблюдения за шлюзами привело в 1921 году к высыханию Глухого озера»....²⁴ В относящемся к 1924 году акте осмотра Зверинца — хвойного и лиственного заповедника, примыкающего с севера к Дворцовому парку, — отмечалось его неудовлетворительное состояние: насаждения были вырублены на 20 процентов, ограда-частокол полностью
уничтожена, настилы и перила деревянных мостов расхищены, охотничий домик с росписью XVIII века — снесен.²⁵ В 1929 году был поднят вопрос о том, что Обелиск на площади Коннетабля будто бы угрожает безопасности движения и должен быть взорван. Безрассудное предложение об уничтожении одного из ценнейших памятников Гатчинского ансамбля было, конечно, отклонено.²⁶

   В 1930-х годах дворец и парки продолжали жить своей обычной жизнью.

   Вторжение немецко-фашистских захватчиков на территорию нашей страны 22 июня 1941 года и наступление на Ленинград поставило под угрозу его пригороды.

Перед коллективами сотрудников пригородных дворцов-музеев возникла необходимость срочной эвакуации художественных ценностей и консервации дворцов и парковых сооружений.

  Сразу же после начала Великой Отечественной войны были приняты меры по защите дворца от воздушных бомбардировок. В музейных помещениях, освобожденных от обстановки, и на чердаках были размещены запасы сухого песка, расставлены бочки, баки, ванны с водой и ведра. На чердаках, у входов в здание и внутри него созданы посты круглосуточной пожарно-сторожевой охраны. Оконные проемы были закрыты деревянными щитами, а в личных комнатах Павла I, в нижнем этаже главного корпуса, заложены кирпичом. Двери и окна Белого зала зашиты двойными щитами из досок и листового железа и засыпаны песком. Наборные паркеты парадных помещений бельэтажа покрыты слоем сухого песка.

   15 августа 1941 года фашистской авиацией была сброшена на дворец первая авиабомба. Она разорвалась под окнами опустевшей Арсенальной галереи. Осколки бомбы повредили лепку фриза в ней и живописное панно на стенах соседней Овальной комнаты.

   В конце августа Гатчина оказалась в пределах досягаемости для фашистской артиллерии.

   24 августа Арсенальное каре было повреждено артиллерийскими снарядами.3 сентября авиабомба взорвалась во дворе Арсенального каре, причинив значительные разрушения.

Эвакуация в полном объеме всех находившихся во дворце ценностей оказалась невозможной. Удалось отправить в глубокий тыл только четыре железнодорожных эшелона с музейным имуществом и один в Ленинград. Количество музейных предметов было слишком велико. Эвакуировали лишь часть, представлявшую наибольшую художественную и историческую ценность. Оставшееся музейное имущество сотрудники музея разместили в подвалах дворца. Здесь, на специально сооруженных стеллажах, были расставлены мрамор, бронза, фарфор, а в одном из коридоров подвала — менее ценная мебель; для хранения живописи и художественной мебели оборудованы помещения в нижнем этаже дворца и в Арсенальном каре, в коридорах со сводчатыми перекрытиями.

   Крупную мраморную скульптуру, находившуюся во дворце, предполагали захоронить в парке. Однако осуществить это мероприятие полностью не удалось. Не были укрыты в земле базальтовые фигуры из Белого зала, «Вакханка» П. Эпине и статуя «Философ» работы И. Фальчиони. Для предупреждения возможных повреждений от артиллерийских снарядов они были укрыты мешками с песком.

   Остались на местах не снятыми живописные плафоны, в том числе лучший из них, работы Г. Дуайена в Парадной опочивальне. Мраморные рельефы на стенах Белого зала были зашиты деревом и заложены мешками с песком.

  Небольшой коллектив музейных работников, возглавленный С. Н. Балаевой, с риском для жизни, в непосредственной близости от линии фронта, продолжал работу по спасению и защите музейных ценностей.

  9 сентября сотрудникам музея пришлось оставить Гатчину. В этот день фашистская артиллерия вела интенсивный обстрел города и район дворца. Один из снарядов повредил башню Кухонного каре, другой взорвался у столетнего дуба под окнами Чесменской галереи.

   За два с половиной года хозяйничанья в Гатчине фашисты причинили ее паркам огромный ущерб. В Дворцовом парке были вырублены сотни деревьев, а часть Приоратского парка уничтожена. Были взорваны мосты, повреждены многочисленные парковые сооружения. Пожары губительно отозвались на облицовке зданий, выполненной из местного известняка.

   При отступлении из Гатчины в 1944 году фашисты сожгли Большой дворец, Придворные конюшни, Лесную оранжерею, разрушили Березовый домик. Дворцовое имущество, оставшееся не эвакуированным, было частью вывезено фашистами в Германию, а частью уничтожено.

   В послевоенные годы в Гатчине начались работы по восстановлению Большого дворца. Они в носили характера реставрации, под которой принято понимать восстановление памятника как про изведения искусства, а ограничились мерами, дающими возможность использования здания.

   Из числа отдельных сооружений, входящих дворцово-парковый ансамбль, реставрировались бывший Птичник, Ферма, Павильон  Венеры, Темпль, Адмиралтейство, Горбатый мост, ограждения площади Коннетабля, а также Адмиралтейские, Смоленские и Ингербургские ворота. Восстановлен Березовый домик. Дворец и некоторые парковые сооружения еще ждут реставраторов.